Столица для Поводыря - Страница 48

Уже перед самым отъездом, имея в кармане сюртука высочайшее дозволение покинуть двор и отбыть к месту службы, получил приглашение в Ораниенбаум. Ее королевское высочество, датская принцесса Мария Федоровна, которую в приватных разговорах все продолжали называть Дагмар, желала видеть меня к воскресному обеду.

Честно говоря, всю дорогу голову ломал – пытался понять чего же невесте наследника от меня нужно. Любопытно стало? Захотелось взглянуть на модную диковинку? Или ей, наконец, раскрыли секрет моего участия в спасении жизни Николая, и в продуваемом Балтийскими ветрами Ораниенбауме, наконец-то, меня ждала благодарность?

Устал я уже от столицы. И от неминуемого, навязчивого внимания властьимущих устал. Кланяться устал и врать. Выдумывать отговорки, изобретать причины моей активной работы на благо родного края. Бред какой-то! Но мне действительно приходилось объяснять, почему я так много делаю полезного. Зачем лезу везде и всюду пытаюсь успеть. Почему тяну в Томск ученых и инженеров. Вербую талантливую молодежь. Мезенцев вон мне целый список предъявил, тех кто, моими стараниями уже в долгий путь на Восток собирается. И несколько листов с перечнем заказанных мною приборов, инструментов и оружия.

— Если взглянуть сюда, так можно решить будто вам, ваше превосходительство, просто капиталы девать некуда. Но если добавить сюда еще и этот вот список, то и вовсе. Вы что же это, милостивый государь? Частный университет решили там себе выстроить?

Пришлось признаться, что всех моих денег на это не хватит. И что замахнулся пока только на мои личные технические лаборатории. Только, похоже, Николай Владимирович мне не поверил. Чему я, кстати, совершенно не удивился. Они, что император с братьями, что министры со своими товарищами, что директор Сибирского Комитета, что тогда вот – глава Третьего отделения, друг у друга как-то подозрительно быстро заразились ко мне недоверием.

В Госсовет вызвали. Вручили оформленный по всем правилам документ, согласно которому весь юг АГО, практически в границах современной мне Республики Алтай, выделялся из ведомства Кабинета Его Императорского Величества, и перепоручался в Томское гражданское правление. Естественно, с образованием Южноалтайского округа со столицей в селе Кош-Агач. Вручили и тут же пальчиком погрозили. Мол, знаем-знаем, что-то опять там затеяли…

В личной канцелярии царя рескрипт забрал с разрешением на изыскания железной дороги от Красноярска, через Томск и Омск, до Тюмени – такой вот путь мне в итоге велели строить. Так и там, даже самый последний писарь меня улыбочками провожал. В их умишках не укладывалось, что можно брать концессию на двухтысячеверстную дорогу без идеи обогатиться за счет казны.

Хозяин Мраморного дворца, великий князь Константин Николаевич и вовсе одолел. Чуть ли не неделю таскался к нему по совершенно пустячным поводам. То ему вздумалось попросить меня нарисовать броненосец. Нашел художника! Еще и морского специалиста! Айвазовского, едрешкин корень! Я военные кораблики в школе – на полях тетрадки со скуки – последний раз рисовал. А он еще и издевался. Спрашивал – где это я такие видел. Вот что я должен был ему говорить? На фотографиях? В кино про героический крейсер «Варяг»? В черно-белой «классике» про броненосец «Потемкин» с красным флагом? Снова пришлось выкручиваться, жать плечами и глубокомысленно изрекать, что, дескать – это я себе их так представляю, хотя в глаза ни единого раза не видел. К торпедам, опять же, прицепился. Чем, мол, там винт будет крутиться? Я-то почем знаю? Резинкой, блин! Неужели нет какой-нибудь химической штуковины, которая от соединения с водой выделяет много газа? Вот пусть он турбинку и крутит. И новый вопрос – что такое турбина…

В министерство Финансов не поехал. Как представил себе снова эти понимающие рожи, хитрые оскалы и согнутые спины младших чиновников, в глазах от ярости потемнело. Попросил Асташева документы забрать. В конце концов, это же он всех на организацию банка сагитировал. Ну и не затруднит же его еще и пару лишних листов бумаги там же прихватить – дозволение на открытие железоделательного завода и на разработку Апмалыкского железорудного месторождения.

В Ранибом, как Ораниенбаум называли коренные санкт-петербужцы, вместо себя послать было некого. Дагмар изъявила желание видеть именно меня.

Паровоз резво тянул всего пару вагонов. Это летом здесь будет аншлаг, билеты станут заказывать дня за три, а составы вырастут раз в десять. Из жаркого, душного Петербурга обыватели потянутся на дачи к берегам прохладного моря. А тогда, зимой, кроме двух гвардейских офицеров, возвращающихся из столицы к месту службы, и меня в салоне берлинера никого больше не было.

Тридцать верст за полтора часа. И, то ли кирпичи в тот раз раскалили перед закладкой в купе, как следует, то ли оттепель свою лепту внесла, только шагнув на высоченный перрон Ранибомского вокзала, я даже пальто не стал застегивать. Так и к лихачу в пролетку уселся, понадеявшись, что легкий морозец – не больше пяти или шести градусов, не успеет выстудить «вагонное» тепло. Лучше бы пешком пошел. До обеда еще оставалось полно времени, а расстояние от вокзала, через мостик и мимо искусственного водопада, до охраняемых солдатами ворот в Нижний сад оказалось смешное.

Предъявил приглашение унтер-офицеру. Тот шлагбаум поднял, а провожатого не дал. Указал только направление на почему-то Китайский павильон, торчащий над старыми липами. Я решил – это хороший знак. Раньше-то за мной в царских дворцах постоянно кто-то был приставлен присматривать.