Столица для Поводыря - Страница 46

— Я днями отправил туда Валуева, — выдохнул дым государь. — К его голосу они должны прислушаться! Впрочем, об этом потом, Коко. Ты знаком с господином Лерхе?

— Ха! — гаркнул князь, и в два огромных шага оказался рядом со мной. Естественно, к тому времени я уже стоял, скрючившись в поклоне. — Так вот он каков, засранец! Явился о прожектах своих доложить? Ты, Саша, его слушай! Я узнавал. У этого сударя рука царя Мидаса. Все к чему касательство имеет, в золото превратиться норовит. Редкий талант! Михаил Христофорыч о его выкладках для прожектов говорил. В пример иным ставил.

— Слишком много в нем непонятного, — потер глаза царь. — И в химии у него поразительные успехи, и в оружейном деле. И гражданское правление при нем как часы заработало. И повоевать успел, и сына мне спасти. Подношения берет, и тут же дома для чиновников строит… Карта еще какая-то у него есть чудесная…

— Ну и чего? — сделал вид, словно не понял, Константин. — Радовался бы. Не оскудела земля русская. Хоть один что-то делает…

— Он только что признался в связи с масонской ложей, — фыркнул Георг.

— Ну и чего? — повторился генерал-адмирал. — Великое ли дело – десяток идеалистов, мечтающих о всеобщем благолепии. Они и ранее, при дяде еще в уставах писали… Что-то вроде: «Главнейшей же целью Великая ложа почитает для себя в усовершенствовании благополучия человеков исправлением нравственности, распространением добродетели, благочестия и неколебимой верности государю и отечеству и строгим исполнением существующих в государстве законов». С декабристами бы не якшались, никто бы их и не трогал. Только наш господин Лерхе такой же масон, как я – наместник апостола Павла.

Моя шитая белыми нитками легенда рассыпалась от первого же порыва ветра. Я тяжело вздохнул и приготовился к отражению новых атак.

— Да как же, Костя?! Ты что же это? Думаешь, действительный статский советник Лерхе посмел мне сказать неправду?

— Саша, милый, — хохотнул великий князь. — Я, который уже раз тебе говорю – ты слишком мягок. Тебе врут все подряд. Воруют безбожно. Жалуются, стонут, а ты им веришь. Чины раздаешь и должности. Так что пора бы уже привыкнуть… А этот вот господин, не то чтоб тебя обманывает. Отец-то его, генерал-майор Лерхе, и правда в «Астрее» великим Секретарем числился. А кто в его молодые годы не состоял в чем-нибудь этаком? Это лет с тридцать уже как было, но архив, скорее всего, сохранил. Вот и выходит, что связь в действительности существует. Только много ли с нее проку?

— Так как же иначе объяснить все эти его таланты?

— А что из им содеянного тебя больше всего удивило?

— Да хоть бы и схемы винтовок, — влез герцог. — Профессор Вышнеградский сообщил, что ничего подобного в мире еще не делается.

— Так и слава Богу, Георг! Слава Богу! Быть может, у нас кои-то веки, появится что-то стоящее. Или вы считаете – Герман Густавович не мог сам это придумать?

— Вышнеградский…

— Да поди ты со своим Вышнеградским… Спроси вон лучше нашего нового Сперанского – откуда ему выдумалось этакое-то? А? Чего скажешь, Лерхе?

Все уставились на меня. Где-то в глубине дворца гулко били полночь напольные часы. Очень хотелось, чтоб великий князь Константин превратился в тыкву, а все остальные, кроме меня, в крыс. Готов был даже оставить башмак на ступенях ради такого дела. Но что-то сказка не торопилась становиться былью. Царь оказался параноиком, герцог – скептиком, а генерал-адмирал – матершиником. А я как был балбесом, так и остался.

— Кто же из охотников об оружии не думает? Чистил после боя Спенсерку, да и выдумал, — пожал плечами я. — А к границе меня Его превосходительство, генерал-лейтенант направил. Там и о торговле с Внешней Монголией задумался. Когда же выяснил, что иностранным купцам на нашу территорию никак попадать без паспортов невозможно, а таможенного поста там и не было никогда, о вольной торговой зоне задумался.

И, спохватившись, добавил:

— Ваше императорское величество.

— И чего? — присовокупив пару непечатных слов, засмеялся Константин. — Голова светлая, вот и смог. Чего еще надо? Когда сделают мастера образцы тех ружей, да попробуем, как получилось, так и удивляться станем. Сейчас-то чего?

— Взрывчатка? — кивнул, соглашаясь с доводами царева брата, герцог.

— Ты, милостивый государь, адское зелье сам делал? Мои адмиралы до сих пор от слова «зипетрил» вздрагивают и крестятся. В старую баржу полпуда всего положили, а бревна в щепки разметало. Чего головой трясешь, как мерин. Словами скажи.

— Нет, ваше императорское высочество. Я только в письме к профессору Зинину высказал идею, а делали они с Петрушевским. Вот папки и скрепки – это я сам.

— Папки и скрепки знаешь куда… Господа. Неужто невидно? Он просто знает, кому что поручить, чтоб своего добиться. И бьюсь об заклад, от масонов у этого господина только идеи в голове. И отличные, скажу я вам, идеи! Так что, вместо того, чтоб допросы ему тут устраивать, о прожектах бы порасспросили. Интересные, скажу я вам, дела предлагает! Забрал бы я его к себе, так ведь отказываться примется. В Сибирь свою обратно проситься.

— Да неужто?! Чтож его там так держит? — вскинулся Николай Николаевич. — Многие дорого бы дали ради чина в столице…

— Что держит, Коля? Так деньги и держат! Весьма, я тебе скажу, большие деньги! Ты вот посмотри только, как он с твоим Асташевым дружен. Банк с ним в доле намерен открыть. А женится на дочери тайного советника Якобсона, еще и в приисках участие иметь станет. Путь на юг, к Китаю, поди, не одной лишь пользой Отечеству строит. И там что-то полезное видит, — я даже вздрогнул, услышав характерное для штабс-капитана Принтца слово. Наверняка отчеты разведчика, среди прочих бумаг, тоже на столе императора имелись. — В скорой прибыльности чугунной дороги я, честно сказать, сомневаюсь, но это, полагаю, от того, что в документах, поданных с прожектом, что-то недоговаривается. Так что, я, пожалуй, рискну, и подпишусь на некоторое число акций. Ты, Николай, я слышал, уже?